Вывенчан,
Выплюнут в ночь.

В какие звезды! Темнеющее
серебро молотов-ударов стучащего сердца. И
волосы Вероники — здесь — я заплетал,
расплетал,
я заплетаю, расплетаю,
я заплетаю.

Синяя бездна, в тебя
гоню я золото. И с ним,
растраченным на шлюх и девок,
иду я, иду. К тебе,
любимая.

Иду с проклятием и молитвой. С каждой
изо всех надо мной
свистящих булав: и они в одно
сплавлены, и они
фаллически связаны для тебя,
сноп-и-слово.

С именем, впитавшим
каждое изгнание.
С именем и семенем,
— именем, окропленным
во всех
чашах, что полнятся твоею
царскою кровью, человек — во всех
чашах-чашечках той большой розы гетто, откуда
ты глядишь на нас, бессмертный от стольких
смертельных смертей на утренних дорогах.

(И мы пели Варшавянку,
шелушащимися губами — Петрарку,
в уши тундры — Петрарку.)

И встает Земля, наша,
эта.
И мы не шлем
никого из наших вниз,
к тебе,
Вавилон.