в библиотеке достоевского ко мне подходит девушка, задумчиво смотрит и говорит "а, ну у вас сигареты не будет, наверное"
размышляю, не рановато ли сейчас покупать дочери книжку про мауса (а то кто знает, может, через пару лет на красной площади все непотребные книжки сжигать будут)
полезно быть похожей на кого-то клёвого. если я повзрослею и начну превращаться в филистера, то всегда смогу посмотреть на бьорк и вернуться к жизни)
фоточки бьорк
завтра пойду забирать с почты книгу зурабишвили, которую прислал добрый драган, а пока нашла его (зурабишвилиевскую) простую и приятную интерпретацию некоторых делёзовских моментов:
специфика модерности - в узнаваемости и очевидной клишированности систем, которыми мы пользуемся в повседневной жизни. наша жизнь проходит в мерцании между опытом клише и дежа вю и между внезапным, чистым событием (до означивания и оценки). и это мерцание происходит не по нашей воле - потому что мы не умеем выключаться из этих систем, хотя они уже не кажутся нам надёжными и само-собой-разумеющимися, и самостоятельно "попадать" в событие. мы можем попытаться уловить событие, найти его начало и конец, но это невозможно: событие - не временной отрезок, а разрыв во времени, сопровождающийся изменениями коллективного восприятия (новым отношением к работе, к знанию, к детству, к сексуальности и т.д.). в этом смысле то, что делёз так много пишет о событии, свидетельствует о его оптимизме и вере в мир - то бишь вере в возможность внутренних разрывов в ткани мира.
прочла смешные мемуары графа соллогуба, деловитого тусовщика.
очень нравятся воспоминания жителей 19 века, особенно те моменты, когда они делятся собственной ностальгией, для нас уж совсем опосредованной, но всё же опознаваемой: про "старинный симбирский уклад", про великолепных и добрых старушек, про имения в десятки тысяч душ, обеды в саду, древние скрипучие рыдваны и пр. всё сразу дышит цветами и скошенной травой, и хочется немедленно литературности и скуки.
но вообще читать стоит скорее из-за метких и смешных наблюдений.
там есть известный анекдот про тургенева, томящегося в английском ресторане по сочному русскому слову, а ещё вот такая история:
Когда Гнедич получил место библиотекаря при Императорской публичной библиотеке, он переехал на казенную квартиру. К нему явился Гоголь поздравить с новосельем.
-- Ах, какая славная у вас квартира,-- воскликнул он с свойственной ему ужимкою.
-- Да,-- отвечал высокомерно Гнедич,-- посмотри на стенах краска-то какая! Не простая краска! Чистый голубец!
Подивившись чудной краске, Гоголь отправился к Пушкину и рассказал ему о великолепии голубца. Пушкин рассмеялся своим детским, звонким смехом, и с того времени, когда хвалил какую-нибудь вещь, нередко приговаривал: "Да, эта вещь не простая, чистый голубец".
размышляю, не рановато ли сейчас покупать дочери книжку про мауса (а то кто знает, может, через пару лет на красной площади все непотребные книжки сжигать будут)
полезно быть похожей на кого-то клёвого. если я повзрослею и начну превращаться в филистера, то всегда смогу посмотреть на бьорк и вернуться к жизни)
фоточки бьорк
завтра пойду забирать с почты книгу зурабишвили, которую прислал добрый драган, а пока нашла его (зурабишвилиевскую) простую и приятную интерпретацию некоторых делёзовских моментов:
специфика модерности - в узнаваемости и очевидной клишированности систем, которыми мы пользуемся в повседневной жизни. наша жизнь проходит в мерцании между опытом клише и дежа вю и между внезапным, чистым событием (до означивания и оценки). и это мерцание происходит не по нашей воле - потому что мы не умеем выключаться из этих систем, хотя они уже не кажутся нам надёжными и само-собой-разумеющимися, и самостоятельно "попадать" в событие. мы можем попытаться уловить событие, найти его начало и конец, но это невозможно: событие - не временной отрезок, а разрыв во времени, сопровождающийся изменениями коллективного восприятия (новым отношением к работе, к знанию, к детству, к сексуальности и т.д.). в этом смысле то, что делёз так много пишет о событии, свидетельствует о его оптимизме и вере в мир - то бишь вере в возможность внутренних разрывов в ткани мира.
прочла смешные мемуары графа соллогуба, деловитого тусовщика.
очень нравятся воспоминания жителей 19 века, особенно те моменты, когда они делятся собственной ностальгией, для нас уж совсем опосредованной, но всё же опознаваемой: про "старинный симбирский уклад", про великолепных и добрых старушек, про имения в десятки тысяч душ, обеды в саду, древние скрипучие рыдваны и пр. всё сразу дышит цветами и скошенной травой, и хочется немедленно литературности и скуки.
но вообще читать стоит скорее из-за метких и смешных наблюдений.
там есть известный анекдот про тургенева, томящегося в английском ресторане по сочному русскому слову, а ещё вот такая история:
Когда Гнедич получил место библиотекаря при Императорской публичной библиотеке, он переехал на казенную квартиру. К нему явился Гоголь поздравить с новосельем.
-- Ах, какая славная у вас квартира,-- воскликнул он с свойственной ему ужимкою.
-- Да,-- отвечал высокомерно Гнедич,-- посмотри на стенах краска-то какая! Не простая краска! Чистый голубец!
Подивившись чудной краске, Гоголь отправился к Пушкину и рассказал ему о великолепии голубца. Пушкин рассмеялся своим детским, звонким смехом, и с того времени, когда хвалил какую-нибудь вещь, нередко приговаривал: "Да, эта вещь не простая, чистый голубец".
а как думаете: вдруг очень редко можем - и это и есть, скажем, озарение?
из ненастоящей, поверхностной канвы, да?
спасибо вам за открытку!)