очень верное
18.08.2014 в 00:40
Пишет Zygmont:Неделю запоем читал по ночам Чехова, перечитал "Палату №6", а теперь смотрю фильм Шахназарова. Фильм странный, но не в нем дело, просто сам текст - кладезь социологических суждений. Сюда - пару мыслей.
У Чехова есть своя собственная концепция насилия, которая вылазит едва ли не всегда, когда он о нем говорит: дело в том, что оно всегда возникает абсолютно случайно, спонтанно и чаще всего - безо всякого на то повода; в "Гусеве" герой вспоминает, что избил четырех китайцев, но почему? "Так. Избил". Просто захотелось. В "Мужиках" девочка говорит, что кошка глухая - ее кто-то ударил. Почему, за что ударил? Опять - "так". Насилие у него всегда устремляется из глубины жизни (или отсутствия жизни), из скуки, мерзости, тошноты и постоянной "сломанности" всех и каждого, это вообще естественное состояние человеческой природы - бегать кругами по ограниченной территории и лупить друг друга консервными банками. Кроме Чехова, из русских писателей это знал еще Куприн (взять хотя бы "Олесю" или "Конокрадов"), и у этих двух, в отличие от Толстого или Достоевского, никакой идеализации "народа", "масс", "мужика" не было в принципе.
Эта случайность насилия и то, что его жертва никогда не выбирается, но всегда выбрана наугад, по жребию, из толпы, т.е. по принципу "козла отпущения" прекрасно отражена в той же "Палате №6". Там в разговоре Рагина и Громова звучит мысль, что разница между здоровым и сумасшедшим состоит в том, что первого не поймали, а второго - еще как, а в сущности ее нет, и что сумасшедший сидит за тех, кто еще не сидит. Это как рефрен Достоевского, которого Рене Жирар вообще считал эталоном раскрытия темы - "Должен же кто-то за всех пострадать". И, разумеется, структурное насилие всегда предшествует актуальному: "Если есть тюрьмы и сумасшедшие дома, то должен же кто-то в них сидеть? Не вы, так я, не я - так кто-нибудь третий". Получается, что именно потребность социальной структуры, т.е. института, создает потребность в заключенных и сумасшедших, а не наоборот, как это обычно принято считать (и эта иллюзия, естественно, способствует воспроизведению социального порядка).
URL записиУ Чехова есть своя собственная концепция насилия, которая вылазит едва ли не всегда, когда он о нем говорит: дело в том, что оно всегда возникает абсолютно случайно, спонтанно и чаще всего - безо всякого на то повода; в "Гусеве" герой вспоминает, что избил четырех китайцев, но почему? "Так. Избил". Просто захотелось. В "Мужиках" девочка говорит, что кошка глухая - ее кто-то ударил. Почему, за что ударил? Опять - "так". Насилие у него всегда устремляется из глубины жизни (или отсутствия жизни), из скуки, мерзости, тошноты и постоянной "сломанности" всех и каждого, это вообще естественное состояние человеческой природы - бегать кругами по ограниченной территории и лупить друг друга консервными банками. Кроме Чехова, из русских писателей это знал еще Куприн (взять хотя бы "Олесю" или "Конокрадов"), и у этих двух, в отличие от Толстого или Достоевского, никакой идеализации "народа", "масс", "мужика" не было в принципе.
Эта случайность насилия и то, что его жертва никогда не выбирается, но всегда выбрана наугад, по жребию, из толпы, т.е. по принципу "козла отпущения" прекрасно отражена в той же "Палате №6". Там в разговоре Рагина и Громова звучит мысль, что разница между здоровым и сумасшедшим состоит в том, что первого не поймали, а второго - еще как, а в сущности ее нет, и что сумасшедший сидит за тех, кто еще не сидит. Это как рефрен Достоевского, которого Рене Жирар вообще считал эталоном раскрытия темы - "Должен же кто-то за всех пострадать". И, разумеется, структурное насилие всегда предшествует актуальному: "Если есть тюрьмы и сумасшедшие дома, то должен же кто-то в них сидеть? Не вы, так я, не я - так кто-нибудь третий". Получается, что именно потребность социальной структуры, т.е. института, создает потребность в заключенных и сумасшедших, а не наоборот, как это обычно принято считать (и эта иллюзия, естественно, способствует воспроизведению социального порядка).