всякое почитать:
модернизм и шизофрения (внизу текста ссылка на продолжение)

славное из свежей книжки "неизвестных стихотворений" поплавского:

ИДЕАЛЬНОЕ МЕНЮ

Сны по Американский закуска
Суп из полярной воды с клёцками айсбергов
Рак сердца и краб-отшельник под соусом разнообразия
Варёная женщина naturel
Апрельские рыбы в зодиакальном свете
Мороженое смерти

а также не публиковавшиеся ранее отрывки из кафки
например:

* * *

На тех дикарей, о которых рассказывают, что они не требуют ничего, кроме смерти, точнее, они не требуют и смерти, это у смерти, наоборот, есть в них потребность, а они отдаются смерти во власть, точнее, они даже не отдаются ей во власть, а просто падают в прибрежный песок и уже не поднимаются — на тех дикарей я очень похож, и вокруг немало родственных мне душ, но в здешних краях такая суета, толпа то накатит волной, то откатит, и этой-то толпе мои собратья позволяют себя нести. В здешних землях это называется «подпереть ближнего плечом», и такая помощь всегда рядом; того, кто без причины хочет опуститься на землю и больше не вставать, боятся, как самого дьявола, боятся примера, который он подает, и смрада истины, который от него исходит.

* * *

На столе лежал большой каравай хлеба. Отец принес нож и собрался разрезать его пополам. Но, хоть нож был тверд и остр, а хлеб не слишком мягок и не слишком черств, нож не оставил в хлебе ни надреза. Мы, дети, удивленно подняли глаза на отца. Он сказал: «Чему вы удивляетесь? Разве не поразительнее, что иногда все же что-то удается совершить? Идите спать, а вдруг мне еще повезет». Мы пошли спать, но не раз и не два в эти ночные часы то один из нас, то другой садился в постели и вытягивал шею поглядеть, как отец, высокий, одетый в длинный сюртук, крепко опираясь на правую ногу, пытается вонзить нож в хлеб. Когда мы проснулись утром, отец как раз отложил нож. Он сказал: «Вот видите, так ничего и не вышло, слишком тяжело». Мы вызвались помогать, он позволил нам взять нож, рукоятка которого стерлась почти до блеска в его руке, но нам едва хватало сил его приподнять, нож буквально рвался долой из наших рук. Отец засмеялся и сказал: «Оставьте, пусть лежит. Сейчас я отправлюсь в город, а вечером снова попытаюсь его разрезать. Я не позволю какому-то хлебу себя обдурить. В конце концов должен же он разрезаться, сколько бы ни сопротивлялся, так что пускай себе сопротивляется». Но как только он произнес эти слова, хлеб сжался, как сжимается рот у человека, принявшего окончательное решение, и теперь это стал совсем маленький хлеб.