симпатичная статья про понятие нации, написана простым языком в жанре ликбеза
интервью с социологом а. левинсоном о 90-х
гениальная идея - в день публикуется по короткому рассказу самых разных авторов

удачное выражение из левой критики современного художника: консервативная зрелищность

в туалете ифрана, нарушая закон, курит хрупкая старушка

разъездное лето - рига-ярославль-переславль-питер-рига-тверскаяобласть; ну дай бог. потом бы ещё в николу-ленивца и в сыктывкар, если всё сложится (хотя страшно не хочется спать в палатке)
мир от этого не становится хорош, но в дороге всё равно всё всегда лучше (и если ты опускаешь руки, это не так заметно)

желания:
- бесценная способность (и возможность) отстранения, когда ты можешь говорить и думать свободно от эмоций, опыта и мнений, втискивающихся между тобой и объектом наблюдения. когда тебя ничто не трогает. идеальное зрение.
- никогда не стареть, чтобы можно было всю жизнь извинять свои профессиональные несовершенства тем, что это не основной интерес/специализация (хотя на самом деле основного интереса нет - мне так много всего нравится, от музеев до индийской кухни, от делёза до масляной живописи, от тягания железа до литературы первой волны русской эмиграции, и я не могу себя заставить сознательно въёбывать, чтобы идеально разбираться в чём-то одном - как по вполне объективным причинам, так и по причине лени и искренней любви к вышеперечисленному и много чему ещё)
- успешно застрять посередине между контрол-фриком и распиздяем (я в данный момент как раз примерно в этой середине, и это вполне осознанно, что радует)

повадилась таскать в некрасовке старые номера "иностранки", обнаружила там прекрасный маленький роман жузе эдуарду агуалузы "продавец прошлого" - текст, в котором помимо уже навязших на зубах маркеров магического реализма (сновидчество-двойничество-сюжет-как-в-мексиканских-сериалах) столько замечательного - и огромная внимательность к языку, и непростая, но не вычурная структура, и разнообразие образов и настроений. такой красивый текст, просто очень

интересно, в какой момент человек становится вам близким? настолько, что ваша верность ему больше не подвергается сомнению, чего бы он ни сделал (как если бы - сущность и всё остальное временное отдельно)
или у вас такого вообще нет?

братик снял медитативное: бывший клуб рядом с бабушкиным домом
когда-то он был местом массовых драк перовских с люберецкими

как же выматывают эти постоянные постоянные фейлы
куда нужно себя ударить, чтобы начать хорошо делать то, что должен делать?

классика жанра:
заболела; вопреки болезни припёрлась на работу, все на меня сочувственно смотрят, тетешкают и гонят домой, а я, преисполнившись героизма, думаю про себя голосом воденникова: "о боже мой боже, какая я самоотверженная и незаменимая в моём крепкосшитом дурацком пальто"
(фэйспалм)

карманный номадизм: в музейке переползаю с телефоном и ноутом в кресло-грушу, дома переползаю читать на балкон.
цели на ближайшие дни: подготовиться к ифрановскому семинару, опровергнуть предрассудки, что работать с друзьями - не айс, побольше гулять и снова начать делать наброски, а ещё договориться о ремонте и пройти всех накопившихся врачей

ребята, а помогите мне советом, это важно
что должно быть в районном госучреждении культуры, чтобы вы туда пришли? т.е. вот выставку рембрандта сразу отметаем, потому что речь идёт про реальные периферийные музеи-библиотеки-дк
что-то, что вам нравится делать/видеть вне дома и в шаговой доступности, и что вы готовы видеть/делать относительно регулярно
вот что? бесплатное типа-антикафе поможет? или какие-то лекции-концерты-фильмы-просто посиделки (какие)? модные хипстерские афишки? похвалы в каких-то определённых сми? буккроссинги-фримаркеты-соседские обеды? что-то супероригинальное и невероятное? или вообще ничего не поможет, т.к. у вас и так времени только на пушкинский музей раз в год хватает?
я очень серьёзно спрашиваю, потому что уже немножко взгляд замылился, и я боюсь, что упускаю какие-то очевидности в работе над ээ имиджем нашей музейки

меня трогает только гитарное надтреснутое дребезжание, большая любовь, ходьба, заброшки, постнонфикшн, слом формульных ходов, и чтобы лето не кончалось. ну если так уж, по-честному. а так я пресный и водянистый человек, и shitty boring.

Пишет  Студиозус:

Премьера фильма "Дети 404"
Я снова с анонсом.

23 апреля в 19:30 в Fassbinder Cinema Bar на Artplay (ул. Нижняя Сыромятническая, д. 10, стр. 9), в помещении кафе «CLUMBA», пройдет премьера документального фильма «ДЕТИ 404» режиссеров Аскольда Курова («Зима, уходи», «Ленинленд») и Павла Лопарева.
Показ устраивается в рамках проекта "Синема Верите" (при сотрудничестве нашего фонда и COLTA.RU). Фильм очень важный и нужный, особенно в текущих условиях.
К сожалению, по очевидной причине фильм маркирован 18+. Но если вы можете сходить - стоит это сделать.

URL записи

хорошо быть маленьким - маленький человек всегда знает, что у него есть важное дело, он занят тем, что растёт. это его основная задача, и её решает сам организм - он знает, что делает, надо только ему не мешать.
а потом ты вроде как вырастаешь в некое готовое существо, порождающее документы, мусор, информационный шум, ужины, мнения, гримаски, и как-то это всё становится менее и менее внятно с каждым днём, сплошные сомнения

периодически ощущаю себя говорящим деревом из сказки, которое убивало всех, кто говорил: а-а, говорящее дерево!!

кстати о дереве - прочитала верное: что именующий жест адама - в сущности, жест одиночества, уже близящегося к безумию [хотя мне вообще большинство позитивных действий (т.е. направленных на приращение, увеличение чего-либо) кажутся тяготеющими к безумию и управляемыми логикой абсурда. что вполне в русле делёзовского извода идеи "вечного возвращения" ницше, к слову]

с огромным удивлением обнаружила, что очень сильно и увлечённо переживаю физический опыт, и он часто получается приоритетней эстетического или умственного.
тот же спортзал, например - я с января торчу там, и только сейчас после сениной наводки мне пришло в голову почитать-подумать про стоиков и их телесно-духовные практики или про усатых атлетов начала 20 века. не говорю уж про то, что чисто эстетически штанги-гири и мускулистые фитоняшки мне особого удовольствия не приносят.
это и с изобразительным искусством часто бывает - хожу по выставке и вместе того, чтобы думать, с упоением представляю, как пальцы чувствуют тот или иной мазок или штрих.
очень странно, не ожидала от себя, вообще-то.

ссылочки:
занятное интервью с психологом про злодеев киношных и повседневных
портал разных культурных новостей, заметок, статей и прочего, довольно приятный, со своим характером
и вот ещё славное:

The Greek Legacy: How the Ancient Greeks Shaped Modern Mathematics from 12Foot6 on Vimeo.

книжечка беньямина о кафке вкупе с теплом на улице встряхнула и оживила, разворошила затёкшую голову. люблю их обоих безумно, бедных неудачников.
по-настоящему хочется разобраться, и ещё хочется заняться диссером, хочется увидеть и послушать л.
заранее щемит от того, что всё получится не так хорошо, как хотелось бы, но желание от этого не исчезает.
отрывочки из беньямина:

... с приходом Мессии, о котором один великий раввин некогда сказал: он не станет изменять мир всею своею мощью, он лишь чуть-чуть подправит его в мелочах.

[У Кафки и Пруста] субъект приобретает защитную окраску планеты, которой в грядущих катастрофах суждено поседеть от ужаса.

Само собой разумеется, "Процесс" - произведение неудавшееся. Он представляет собой чудовищную помесь между сатирической и мистической книгами. Сколь ни может быть глубока перекличка между обоими этими элементами - могучая буря богохульства, проходящая через средневековье, это доказывает, - они не в состоянии соединиться в одном произведении, не запечатлев у него на лбу клеймо неудачи. ... богохульственный пуант "Процесса": жизнь, которой человека наделяет Бог, есть наказание человеку за забвение, однако сам процесс наказания только мешает человеку что-либо вспомнить.

размышления беньямина о кафке оказались поразительным образом витальными - более витальными и светлыми. чем предполагалось. соглашаясь вроде бы с гершоом шолемом в переписке, он всё-таки идёт совсем по другому пути и находит у кафки совсем другое. шолем-то как раз делает вполне ясные и очевидные выкладки:

Я бы тебе в этой связи посоветовал любое исследование о Кафке выводить из книги Иова или по меньшей мере из рассуждения о воз­можности существования божественного приговора, ко­торый, на мой взгляд, и является единственным предме­том творчества Кафки, как темы художественного произведения. С этих же точек зрения, по моему мнению, надо описывать и языковой мир Кафки, который в смыс­ле его родства с языком Страшного суда можно считать каноническим, если иметь в виду прозу. Мысли, кото­рые я много лет назад высказал в своих, известных те­бе, тезисах о справедливости, в приложении к языку ста­ли бы главной путеводной нитью моих рассуждений о Кафке. Как можно, будучи критиком, что-то говорить о мире этого человека, не поставив в центр проблемати­ку учения, именуемого у Кафки законом, для меня бы­ло бы загадкой. Так должна бы, наверно, если она вообще возможна (вот она — заносчивость гипотезы!!!), выглядеть моральная рефлексия галахиста, который попытался бы создать языковую парафразу божественного приговора. Здесь нам вдруг явлен в языке мир, в котором нет и не может быть избавления — пойди и растолкуй всё это го-ям! Полагаю, в этом пункте критика твоя будет ничуть не менее эзотерична, чем ее предмет: никогда и нигде свет откровения не горел столь же беспощадно. Это и есть те­ологическая тайна совершенной прозы. Ведь потрясаю­щая фраза о том, что Страшный суд — это скорее сослов­ное право, если не ошибаюсь, тоже именно Кафке принадлежит.

очень точное, из письма беньямина:

Вот почему у Кафки ни о какой мудрости больше и речи нет. Остаются только продукты ее распада. Таковых продукта два: это, во-первых, молва об истинных вещах (своего рода теологическая газета сплетен и слухов, повествующая о кривотолках и давно забытом); второй продукт этого диатеза - глупость, которая хоть и без остатка растранжирила присущее мудрости содержание, но зато рьяно собирает и бережет все то внешне достоверное и привлекательное, что разносится молвою во все стороны. Глупость - это сущность всех кафковских любимцев, от Дон Кихота и недотеп-помощников до животных. (Быть животным для Кафки, очевидно, означало нечто вроде стеснительного отказа от человеческого образа и человеческой мудрости. Это та же стеснительность, что не позволяет благородному господину, оказавшемуся в дешевом кабаке, вытереть поданный ему нечистый стакан.) Во всяком случае, для Кафки было бесспорным: во-первых, что на помощь способен только глупец; и, во-вторых, что только помощь глупца и есть настоящая помощь. Неясным остается только: достигает ли вообще эта помощь людей? Или она способна помочь скорее только ангелам (сравни раздел VII на с. 209 в биографии Брода, где говорится об ангелах, для которых найдется дело), чья жизнь тоже идет иначе. Ибо, как говорит Кафка, в мире бесконечно много надежды, но только не для нас. Эта фраза и вправду отражает надежду Кафки. В ней - источник его светлой веселости.

два (сопрягаемых вполне) варианта интерпретации животных мотивов
1) вариант крафта:
В моем понимании все его истории с жи­вотными - скорее подсобное средство для изображения непостигаемости эмпирическо-метафизических взаи­мосвязей
2) вариант беньямина:
звери - вместилища забвения, не ведающие законов этого мира
адорно, кстати, мыслит немоту животных как нечто позитивное, как ступеньку к высокому/хорошему/освобождающему, т.е. музыке

замечание адорно о жестах и театральности:
этот всемирный театр, поскольку играют в нем только для Бога, не терпит никакой точки зрения извне, для которой он был бы всего лишь сценой; как невозможно, по Вашим собственным словам, повесить в раме на стене настоящее небо вместо картины, столь же мало возможна и сама сценическая рама для такой сцены (разве что это будет небо над ипподромом), а посему к концепции мира как "театра" избавления, в самом безмолвном подразумевании этого слова, конститутивно принадлежит и мысль, что сама художественная форма Кафки (а отрешившись от идеи непосредственной поучительности, как раз художественную форму Кафки проигнорировать никак нельзя) к театральной форме стоит в крайней антитезе и является романом.

хельмут кайзер о произведениях кафки:
В замкнутости своего символического содержания сопоставимы со сказками и мифами.

по брехту:
у кафки - одна-единственная тема: изумление человека, который сам по себе по неизбежности вынужден реагировать на почти непостижимые изменения бытия, которыми дают о себе знать проявления законов диалектики