отрывок из "писем баламута" клайва льюиса. "письма баламута" - произведение, близкое к религиозному трактату, но в широком его понимании. оно состоит из писем, которые шлёт старший бес младшему, обучая того овладевать душами людей. этот отрывок - письмо двадцать шестое. и он поражает тем, что настолько психологически верен.
Мой дорогой Гнусик! Да, время влюбленности -- самое лучшее для посева тех семян, которые десять лет спустя принесут обильную жатву семейной ненависти. Очарование влюбленности приводит к результатам, которые люди с нашей помощью могут принять за плоды милосердия. Воспользуйся двусмысленностью слова "любовь". Пусть он думает, что при помощи любви решил проблемы, которые только отсрочил или не заметил под влиянием влюбленности. Пока влюбленность продолжается, помогай проблемам созревать в тиши и делай их хроническими.
Главная проблема - самоотверженность. Обрати еще раз внимание на изумительную работу нашего филологического отдела, заменившего положительное Вражье слово "милосердие" отрицательным "самоотверженность". Благодаря этому мы приучаем человека отказываться от разных выгод не на благо и пользу кому-нибудь, а для того чтобы "отвергать себя" без всякой пользы для ближних. Другое хорошее наше подспорье в отношениях между мужчинами и женщинами -- в том, что мы приучили их по-разному смотреть на самоотверженность. Женщины считают, что надо заботиться о других, мужчины -- что не надо причинять другим беспокойства. Поэтому женщина на службе у Врага вредит нам много больше, чем мужчина, за исключением тех, кем отец наш уже всецело завладел. И наоборот, мужчина может жить очень долго во Вражьем стане, прежде чем он сам по себе начнет делать так много для людей, как делает каждый день обыкновенная женщина. Пока женщина думает о том, как делать доброе дело, а мужчина -- о том, как никому не помешать, каждая сторона, без особых на то причин, считает другую намного эгоистичней.
К этим недоразумениям можно прибавить еще несколько. К примеру, влюбленность ведет к взаимной услужливости, в которой каждая сторона действует так, будто действительно хочет поступать по желанию другой. Они знают, что Враг требует от них милосердия, которое приводит к точно таким же результатам. Пусть они возведут в закон совместной жизни требование той самоотверженности, которая сейчас естественно проистекает из влюбленности, но на которую у них не хватит милосердия, когда влюбленность потухнет. Они не заметят ловушки, так как страдают двойной слепотой: 1) принимают влюбленность за милосердие и 2) думают, что эта влюбленность может длиться вечно.
И вот когда, наконец, официальная, легальная или мнимая самоотверженность установится как правило, а выполнить его невозможно, ибо эмоциональные ресурсы истощились, а духовные не накопились, мы получим самые прелестные результаты.
Обсуждая любое совместное дело, "А" поддержит предполагаемые интересы "Б", себе в ущерб, а "Б" поступит наоборот. Часто при этом совершенно нельзя понять, чего хочет каждая из сторон. В случае удачи они будут делать то, что никому из них не хочется, причем каждый будет ощущать приятное тепло самодовольства, ожидать наград за свою самоотверженность и испытывать тайное недовольство другим, который слишком легко принял его жертву. Позже можешь отважиться на так называемую "иллюзию конфликта великодуший". Эта игра лучше всего удается, если в ней участвуют больше двух человек, например в семье со взрослыми детьми. Допустим, захотели сделать что-нибудь совершенно обыкновенное, например попить чаю в саду. Один из членов семьи дает понять (и лучше -- покороче), что ему это не нужно, но он, конечно, согласится из самоотверженности. Другие сразу берут назад свое предложение, вроде бы из самоотверженности, а в действительности потому, что не хотят быть объектом мелкого альтруизма. Но тот, первый, тоже не хочет, чтобы у него отняли упоение своей жертвой. Он уверяет, что готов делать "то, что и другие". Они уверяют, что готовы делать "то же, что и он". Страсти накаляются. Тогда кто-нибудь говорит: "Ну хорошо, тогда я вообще не хочу чаю". Начинается настоящая ссора, ведущая всех к обиде и горечи. Ясно, как это делается? Если бы каждая сторона просто следовала своим истинным желаниям, они держались бы в рамках здравого смысла и учтивости, но как раз потому, что спор вывернут наизнанку и каждая сторона борется за права другой, вся враждебность, происходящая из самодовольства, упрямства и накопившегося за последние десять лет раздражения, скрыта от них или искуплена "самоотверженностью". Конечно, каждая сторона понимает, какого низкого происхождения "самоотверженность" противника и в какое фамильярно-фальшивое положение ее самое пытаются поставить, но себя ощущает безупречной и невинной жертвой и не видит здесь ничего бесчестного.
Один разумный человек однажды сказал: "Если бы люди знали, сколько злых чувств вызывает самоотверженность, они бы не проповедовали ее так пылко". И еще: "Она из женщин, живущих для других. Это видно потому, как другие загнаны". Все это можно начать во время влюбленности. Крупицы настоящего эгоизма часто менее ценны, чем первые проявления этой искусственной и самовлюбленной жертвенности, которая когда-нибудь даст вышеописанные плоды. Некоторую обоюдную неискренность, некоторое удивление, что девица не всегда замечает его жертвы, уже и теперь можно подбавить.
Позаботься об этом, но главное -- не давай этим молодым дуракам понять, что "любви" недостаточно, что милосердие необходимо, а они еще далеки от него и никакое внешнее правило его не заменит. И хотел бы я, чтобы Лестегубка поработала над чувством юмора у этой молодой особы.
Мне жалко что я не зверь, бегающий по синей дорожке, говорящий себе поверь, а другому себе подожди немножко, мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев. Мне жалко что я не звезда, бегающая по небосводу, в поисках точного гнезда она находит себя и пустую земную воду, никто не слыхал чтобы звезда издавала скрип, ее назначение ободрять собственным молчанием рыб. Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мне жалко что я не крыша, распадающаяся постепенно, которую дождь размачивает, у которой смерть не мгновенна. Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я неточен. Многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи. Мне жалко что я не орел, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрел человек, наблюдающий аршины. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Мне жалко что я не чаша, мне не нравится что я не жалость. Мне жалко что я не роща, которая листьями вооружалась. Мне трудно что я с минутами, меня они страшно запутали. Мне невероятно обидно что меня по-настоящему видно. Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мне страшно что я двигаюсь не так как жуки жуки, как бабочки и коляски и как жуки пауки. Мне страшно что я двигаюсь непохоже на червяка, червяк прорывает в земле норы, заводя с землей разговоры. Земля где твои дела, говорит ей холодный червяк, а земля распоряжаясь покойниками, может быть в ответ молчит, она знает что все не так Мне трудно что я с минутами, они меня страшно запутали. Мне страшно что я не трава трава, мне страшно что я не свеча. Мне страшно что я не свеча трава, на это я отвечал, и мигом качаются дерева. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не замечаю что они различны, что каждая живет однажды. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не вижу что они усердно стараются быть похожими. Я вижу искаженный мир, я слышу шепот заглушенных лир, и тут за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф, теперь я ставлю шкаф на место, он вещества крутое тесто Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я не точен, многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев, мне жалко что на этих листьях я не увижу незаметных слов, называющихся случай, называющихся бессмертие, называющихся вид основ Мне жалко что я не орел, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрел человек, наблюдающий аршины. Мне страшно что всё приходит в ветхость, и я по сравнению с этим не редкость. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Кругом как свеча возрастает трава, и мигом качаются дерева. Мне жалко что я семя, мне страшно что я не тучность. Червяк ползет за всеми, он несет однозвучность. Мне страшно что я неизвестность, мне жалко что я не огонь. (1934)
только что под окнами пронеслось привидение конца 90-ых из машины крайне громко раздавалось незабвенное "подождём мою маму? подождём твою мать!" берегитесь, эта машина времени придёт и за вами!
обнаружена статья, которую стоит заставлять учить наизусть в средней школе А. А. Зализняк "О профессиональной и любительской лингвистике" elementy.ru/lib/430720?context=369876
хорошо бы, конечно, её попиарить, хотя и боюсь, что толку в этом не будет.
Отрывок из предисловия к книге Б. Поплавского «Покушение с негодными средствами. Неизвестные стихотворения, письма к И. М. Зданевичу». Не обнаружив отрывка в сети, решила перепечатать, вдруг кто-нибудь, как и я, видит его впервые. Речь идёт о «Бале Жюля Верна», который Илья Зданевич устроил в апреле 1929 года. На пригласительных билетах был вот этот текст, без указания авторства, но всеми приписываемый Поплавскому:
«после того как люди мечтали о нём, читали его, жили по нему, надо станцевать Жюля Верна. это почтение ему следовало оказать уже давно: в детских, механических и особенно подводных танцах. оркестры (большие ожившие натюрморты) будут размещены по всем этажам. один из них пролетит в атмосфере, используя способ, придуманный Жюлем Верном, но до сих пор не применявшийся. будет и специальный оркестр (в четвёртом измерении) для природных духов и призраков в цилиндрах. всё это время над балом будут пролетать звуковые звёзды, большие розовые реки неизвестного направления. публично будет совершено несколько ужасных действий: женщина будет превращена в электрический скелет, а мужчину, начиная с конечностей, съест ангел. среди публики: сократ в полосатых кальсонах, луксорский обелиск в плачевном разврате, эйфелева башня в костюме 1900-х и надушенная пачулями, абсолютно лысый и улыбающийся марсель пруст. нота бене: все, кто при входе прочтёт наизусть «в поисках утраченного времени», получат в качестве награды отлитый в молочном шоколаде бюст Жюля Верна. странствующее солнце, панама астрального мира, Жюль Верн, вернувшийся с луны в полном обмундировании, напишет при публике роман в 10.000 страниц, используя только восклицательные знаки! потом его разрежут на две части и его организм раздадут публике в виде цветов из света. взлетев с земли в 10 часов вечера, бал высадится на луне в 5 утра под прерывистый грохот 4 оркестров-двигателей. по дороге мы посетим различные страны, климатические зоны, духовные состояния, среди которых: неподвижный экстаз, жерар де нерваль (венера), солнцевый и лунный алкоголь, оскорбление общественного порядка, кокания*. оформление зала будет сделано исключительно детьми, родившимися между 1870 и 1929. у всех гостей при проверке билетов отрежут головы. эти головы им любезно вернут у выхода за небольшое вознаграждение (заведение не отвечает за возможные ошибки). сколько угодно абсолютно неизвестных машин, поющих и танцующих, в особенности: механические женщины напрокат, сам чарли чаплин даст совершенно бесплатные пинки под зад. объявление для любителей: немедленно похищаются 100 голых астральных тел. обморок, общий и по желанию, почти обязательное переодевание».
* Кокания (Cocagne) – название сказочной страны изобилия и нескончаемых празднеств (французский фольклор). Здесь употребление этого слова, возможно, содержит намёк на кокаин (cocaine).
Недавно в наших краях видели человека, с огромными ушами. Он шлепал себе по полю и переругивался с мышами. Он был очень маленького роста, но передвигался достаточно быстро и ловко. А мыши дразнили его и бросались гнилой морковкой. Человек отвечал им, показывая язык, и за ним пестрой стайкой семенили куры. Он бодро шагал и собирал разные зернобобовые культуры. Правое ухо он перевязал ленточкой красного шелка. И из этого уха получилась замечательная кошелка. Он что-то бубнил себе под нос, и насобирал уже полное ухо растений. И, кажется, куры называли его Евгений. К тому же, надо сказать, что нос он имел очень не маленький тоже. А уж зубы такие, что просто мороз по коже. Тем не менее, если бы не его перепалка с мышами, то мы бы сказали, что он человек с виду даже приятный. А так,- подумайте сами, - скорее, просто занятный. Да и голос у него оказался какой-то скрипуче-колючий. У нас с утра было ясно, но после обеда собрались тучи. А правая нога у человека на проверку оказалась деревянной. Вот какой в наших краях произошел случай, согласитесь, действительно, странный.
Умонастроения русского Монпарнаса определялись, конечно, не только встречами и чтением стихов в кафе “Ла Болле” и “Таверне Дюмениль”, “Ротонде” и “Куполе”, но и долгими полуночными спорами за столиками кафе на стыке бульваров Монпарнас и Распай; сюда после первой мировой войны перекочевали и художники. “...Когда я начал сюда ходить, – (речь идет о второй половине 20-х годов – Н.Ц.) вспоминает поэт Владимир Варшавский, – первоначальные баснословные времена уже миновали. Я не застал заседаний “Палаты Поэтов”, основанной Парнахом, Шаршуном и Гингером. Правда, я все же успел попасть на устроенный художниками костюмированный бал “Жюль Верн”, на котором сошлись художники и натурщики со всего Парижа. При входе раздавали написанную Поплавским афишку. Помню на ней только несколько слов: “Тому, кто прочтет наизусть роман Пруста “В поисках утраченного времени”, будет выдан шоколадный бюстик Жюля Верна...”
удивительнейшее стихотворение сначала вызывает неприятие и скуку, а к концу круто разворачивается и расцветает
Отпустите чудо Не мучайте его пониманием Пусть танцует как хочет Пусть дышит Пусть гаснет Нет, оно не может поверить Что вы раскроете ладони Полюбите капли дождя: Ваши души не промокают И с них не стекает Свет
Стыдно как-то умирать. Ведь я ничего не сделал, ничего не написал. Мне всегда казалось, что я еще успею, что и так, "по носу", все видно и что достаточно с особым видом пройти в воскресенье среди гуляющих, чтобы все поняли, что такое "оно". Что "оно" здесь, на воскресном бульваре, среди их возбужденных глаз, веселых ног и разгоряченных членов. И конечно, все понимают, если в комнате сидит "оно". "Оно" одно утешало меня, когда я еще не выносил жизни. В литературе и в жизни "оно" побеждает литературу и жизнь, солнечное, спокойное, нечеловеческое.
Людвиг Витгенштейн сделал доклад “Что такое философия?” в Клубе Моральных Наук в Кембридже 29 ноября 1912 года, когда ему было 23 года. Это было его первое научное выступление. Доклад длился 4 минуты, и философия была определена как “совокупность всех примитивных предложений, которые приняты без доказательств всеми науками”.