threshold housefish. рыба профессора доуэля.
Недавно оказалась свидетелем вечной жизни, неиссякаемого неумирания как альтернативы бренной материи.
Ко мне домой внесли рыбу (карп, купленный за бесценок в монастыре - килограммовый, убаюканный ноябрьскими морозами). Чтобы убить, отрезали голову.
Голова лежала в тарелочке и молчала. При моем приближении же начинала дышать горлом изнутри самой себя, вращать блестящими глазами, следить за пальцем.
Иногда голова открывала рот и пыталась что-то сказать.
- Это синдром гильотины, - сказал Ъх, - Выйди сию секунду из кухни и дверь за собой закрой.
Я вернулась через минут 15, голова продолжала жить. Она даже подпрыгивала в тарелочке, используя для прыжков мышечную силу жабр. Я подошла к голове, она уставилась на меня и затрепыхалась. Посмотрела даже как-то вопросительно.
- Она живая! - заорала я. Ее ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ МОЖЕТ УБИТЬ НИКОГДА!
- ПОШЛА НАХЕР ОТСЮДА! - меня вытолкали с кухни.
Я позвонила родителям, чтобы успокоиться. Папа сказал, что, конечно, он бы на моем месте и с моей впечатлительностью не курил бы столько травы ни за что. Мама сказала, что именно по этим вот причинам она предпочитает не иметь дела с живыми рыбами. Впрочем, так долго голова жить не должна, в этом она меня уверяла довольно-таки долго.
- С другой стороны, зачем жалеть рыбу? - сказала она. - Рыба не ходит за своими детьми, не выкармливает их. Вот мышь, например, убивать нехорошо - мышь рожает деток, кормит их, заботится, волнуется о них. А рыба что? Родила и уплыла. В ней не очень много жизни, в рыбе. Поэтому и смерти в ней не очень много.
Действительно, смерти в ней не было совсем. Даже через полчаса после отделения от основной рыбы рыбья голова внимательно слушала происходящее, открывала рот и сокращала все мышцы, которые можно было сокращать.
Ъх засунул в голову рыбы нож и перерезал там какие-то нервные окончания. Рыба для приличия помолчала (вернее, голова помолчала), потом снова радостно зашевелила ртом, жабрами и глазами. Были бы у нее брови, так она бы и бровями шевелила.
Пришлось ее сварить в кипятке, чтобы она прекратила жить. Иначе она бы жила вечно, я уверена.
Столкнувшись с чудом вечной жизни, я смалодушничала, пришлось признать. Впрочем, приятно сознавать, что неожиданная, необъяснимая, патологическая и случайная ЖИЗНЬ не вызывает во мне практически никаких истерик. Так же как и неожиданная, необъяснимая, патологическая и случайная смерть. Одно другому не мешает. Не исключено даже, что на таких противоречиях всё и строится.
Threshold housefish - сказал Альгиз. Ну, или так.